Нежность

Опубликовано в журнале “Тайны и преступления”, Москва

Марлен Дитрих считали не только великой актрисой, но и невероятно соблазнительной женщиной, «Клеопатрой двадцатого века», пленявшей мужчин и женщин, не знавшей отказа и не отказывающей никому: «Они такие милые, когда просят… А потом ужасно счастливы. Вот и нельзя отказать». Она не держала в тайне свои многочисленные романы и вновь расцветала под солнцем каждой новой любви.

Дочки-матери

Мария Магдалена фон Рош, будущая Марлен Дитрих, родилась в 1901 году. Аристократическая мать воспитывала девочку в строгости, с религиозным пылом. Училась Мария в интернате, вдали от родителей. Мать приезжала редко – проверить оценки и помыть девочке голову. Представления матери о красоте и благородстве навсегда врезались в душу дочери. Мать заставляла Марию туго (до боли) шнуровать высокие ботинки, чтобы лодыжки были аристократически тонкими. Взрослая Марлен Дитрих два года заставляла свою маленькую дочь Марию-Элизабет спать в стальных колодках, чтобы ножки были идеально прямыми. Материнская забота не заменила материнскую любовь: за три дня до смерти 89-летняя Марлен Дитрих прочла книгу дочери, которая на весь свет провозгласила: «Я не люблю Марлен».

Красота – в глазах смотрящего

Марлен Дитрих не отвечала голливудским стандартам: рост 165 см, пухленькая, с маленькой грудью. Поэтому знаменитая американская кинокомпания «Парамаунт», пригласившая Дитрих в США после успеха немецкого фильма «Голубой ангел», создала новый облик актрисы, впервые явленный в фильме «Марокко»: волна светлых волос, тонкие удивленные брови, мерцающий блеск глаз, впалые щеки… Дитрих добавила к этому невиданные наряды (шорты, высокие сапоги и белый цилиндр или «голое» платье от Жана Луи под мантией из лебединых перьев); «подтяжку» лица при помощи пластыря; «корректировку» груди при помощи клейкой ленты.  Роковая женщина, истинная звезда, имела бешеный успех в фильмах «Белокурая Венера», «Кровавая императрица», «Семь грешников», «Страх сцены», «Печать зла» и, конечно, «Свидетель обвинения». Ее глаза, тело, движения завораживали, но более всего прельщал голос, то нежный, как воркование голубки, то хриплый, как стон пантеры, то резкий, как удар хлыста. Хэмингуэй сказал: «Будь у Дитрих только голос, она все равно разбила бы вам сердце».

Успех, слава, счастье

Еще девчонкой она записала в дневнике: “Счастье всегда приходит к усердным” – и всю жизнь следовала этому принципу. Ее уроки скрипки длились по пять часов кряду, она танцевала в кордебалете, пела в ревю, смотрела все новинки кино, учась его основам. Она усердно трудилась на сцене и в кадре, но в Германии стала звездой только после тринадцати картин (счастливый номер!), а всемирная ее слава засияла только в Голливуде.

Главный режиссер в ее жизни, Джозеф фон Штеренберг, создавал ее знаменитый образ из множества деталей, начиная с требования похудеть и заканчивая световыми нюансами, лепившими ее неповторимое лицо. Она стала образцом профессионализма, вносила блеск в каждую роль. Хичкок, у которого Марлен снялась лишь однажды, считал, что “она профессиональная актриса, профессиональный оператор и профессиональный модельер”. Все, кто работал с ней, восхищались ее энергией, работоспособностью и умением вникать в детали. Она знала все о линзах, софитах, была своим человеком в монтажной и реквизитной, умело пользовалась жестом и создавала шедевры, играя подтекст, намек, недосказанность. Успех пришел к ней, усердной; повлек славу; но принес ли счастье?..

Страсти по Марлен

Снова любовь в сердце моем, Как ни крути — бесполезно Пробовать дать ей под зад каблуком Или поставить на место.

Песенка из фильма «Голубой ангел»

Марлен Дитрих никогда не искала мужа, не ревновала и не охотилась за земными сокровищами. Брак почитала святыней, однако страстям, продолжавшимся час или день, год или тридцать лет, отдавалась беззаветно. О ней говорили: отдает все и ничего, и нельзя ею завладеть.

Юная актриса потеряла голову от высокого белокурого красавца, ассистента режиссера Рудольфа Зибера прямо на съемочной площадке и вышла за него замуж немедленно… как только мать разрешила. В браке появилась дочка Мария-Элизабет, единственный ребенок. Вскоре после ее рождения Марлен прекращает плотские отношения с мужем, погружается в бесконечные романы, да и у него появляются увлечения.

В бесконечном списке возлюбленных Марлен – композитор Миша Шполянский. Юный Юл Бриннер. Нежный и сладостный Фрэнк Синатра. Дуглас Фербенкс-младший (вылепил Марлен нагой и преподнес ей скульптуру, оставив себе гипсовую копию). Дипломат Эдлай Стивенсон. Великий физик Роберт Оппенгеймер. Режиссер Фриц Ланг. Джозеф фон Штернберг – режиссер, который ее и «сделал»; актер Гэри Купер, с которым Марлен снималась в своем первом американском фильме «Марокко»; баскетболист Джонни Маккалиф, актер Брайан Эхерн, теннисист Фред Перри, герой венской оперетты Ганс Ярая, звезда немого кино Джон Гилберт. В Париже – один из Ротшильдов.

Звездная любовь Марлен и Жана Габена началась в Голливуде, в 1941. Когда Габен ушел на войну, вступив в войска де Голля, Дитрих отправилась за ним в Алжир…

А еще пылкая красавица Мерседес де Акоста. А еще гениальная певица Эдит Пиаф. А еще американская писательница Гертруда Стайн. И такое было.

Через океан пылал безнадежной и безответной страстью фюрер. Гитлер боготворил Марлен, ежедневно смотрел ее фильмы, убеждал вернуться на родину, обещая триумфальное прибытие в Берлин через Бранденбургские ворота. Не убедил.

Дружеская любовь

Мы так близки, что слов не нужно, Чтоб повторять друг другу вновь, Что наша нежность и наша дружба Сильнее страсти, больше чем любовь.

Советская песенка

Это была любовь с первого взгляда. Они встретились на борту французского океанического лайнера “Иль де Франс”, когда Хемингуэй возвращался через Париж из сафари в Африке, а Дитрих держала путь в Голливуд, навестив в последний раз родственников в фашистской Германии.

Их первую встречу Марлен описывает так: “..Энн Уорнер – жена всесильного продюсера Джека Уорнера – давала прием на корабле, и я была в числе приглашенных. Войдя в зал, я мгновенно заметила, что за столом двенадцать персон. Я сказала: «Прошу меня извинить, но я не могу сесть за стол – нас окажется тринадцать, а я суеверна». Никто не пошевелился. Вдруг внезапно передо мной возникла могучая фигура: «Прошу садиться, я буду четырнадцатым!» Пристально рассматривая этого большого человека, я спросила: «Кто вы?»

Роман их продолжался вплоть до смерти писателя, но Дитрих и Хемингуэй так и не познали радостей плоти, только в письмах полыхали бешеные страсти. «Ты так прекрасна, что твои фотографии на паспорт следовало быть делать трехметровыми», «Целую тебя горячо!», «Влюбляюсь в тебя, это ужасно!», «Я забываю о тебе иногда, как забываю, что бьется мое сердце», – пишет он. «Любить тебя сильнее, чем я люблю, невозможно», «Я буду любить тебя вечность и еще дольше!», «Ты стал моей гибралтарской скалой!», – заверяет она. Им не было дано судьбой осуществить эту любовь: “Моя любовь к Хемингуэю не была мимолетной привязанностью. Нам просто не приходилось долго быть вместе в одном и том же городе. Или он был занят какой-нибудь девушкой, или я не была свободна, когда был свободен он. А так как я уважаю права «другой женщины», я разминулась с несколькими удивительными мужчинами, как проплывают мимо светящиеся ночные корабли. Однако я уверена, что их любовь ко мне длилась бы намного дольше, если б я сама была кораблем, стоящим в гавани”.

Письма от Хемингуэя, бережно хранимые Марлен в ячейке банка, подтверждают: их отношения никогда не переходили границ “дружеской любви”. Марлен даже активно помогла Эрнесту завоевать любовь и руку Мэри Уэлш, «Венеры карманного формата», заурядной, малопривлекательной женщины, с которой писатель прожил до конца своих дней, столь несправедливо рано оборванных его собственной рукой.

И для Марлен Хемингуэй навсегда остался недочитанной книгой: “Прошли годы без него, и каждый год был больнее предыдущего… Он был мудрым человеком, мудрейшим из всех советчиков, главой моей собственной религии… Если бы была жизнь после смерти, он поговорил бы со мной теперь, может быть, этими длинными ночами… Но он потерян навсегда, и никакая печаль не может его вернуть”.

Лупят ураганным, Боже помоги, я отдам Иванам шлем и сапоги, лишь бы разрешили мне взамен под фонарем стоять вдвоем с тобой, Лили Марлен…

«Лили Марлен», перевод Иосифа Бродского

 Страсть после нежности

Эта встреча была, по словам Ремарка, «ударом молнии и всполохом зарницы». Эрих Мария сразу предупредил Марлен: «Я импотент!». Актриса возликовала: «Какая прелесть – мы сможем просто болтать обо всем на свете и пить вино. А любовью со мною могут заниматься другие, менее талантливые». Ей нужна душа гения, она готова быть его музой, слушать и сочувствовать; вместе обсуждать философию Канта и поэзию Рильке. Но вскоре и плоть знаменитого писателя не устояла перед женственностью Марлен: они стали любовниками. Увы, вспышки страсти и минуты нежности слишком часто сменялись непониманием, ревностью, недоверием и даже враждой, мучительными для обоих. Роман тел, «чувственная гроза» завершился печально. Но продолжался роман в письмах  – трогательных, наполненных щемящей нежностью…

Ремарк воспевает любимую: «Ангел, волшебная, небесное создание, любимая, мечта»; «сердечко, свет над всеми лесами», «маленькая обезьянка», «ангел благовещенья», «мадонна моей крови», «северный свет», «пламя над снегом»… Он называл ее «Пумой», и то звал к себе, то яростно отталкивал. Он написал ей триста писем (ни слова о политике, режиме, проблемах, только о любви), а она ему – двадцать. Только благодаря Дитрих Ремарк получил американскую визу и в 1939 году – перед началом войны – уехал из нацистской Германии в США. Только благодаря Дитрих Ремарк вновь взялся за перо. Они вместе – и Ремарк пишет: «Нет больше несчастья, ведь ты со мной».

Отношения с Марлен Дитрих Ремарк увековечил в одном из самых известных своих романов «Триумфальная арка», где сам Ремарк выведен как Равик, а Дитрих описана в образе Жоан Маду: «Он видел ее бледное лицо, высокие скулы и широко расставленные глаза. Лицо было застывшим и напоминало маску — лицо, чья открытость уже сама по себе была секретом. Оно ничего не прятало, но и ничего не раскрывало, оно ничего не обещало и обещало все».

Возможно, история их история любви была грандиозной иллюзией, исполненной лжи и самообмана, но освещенная огнем творчества Ремарка, который никогда не был писателем в большей мере, нежели чем в интимных письмах к возлюбленной. Письма Марлен почти не сохранились (их уничтожила жена писателя Полетт Годар, до Ремарка бывшая супругой Чарльза Спенсера Чаплина), а письма Ремарка остались, прекрасные и печальные, полные любви и тоски и составившие еще один роман – короткую историю страсти и долгую – нежности.

В мире нет банальней смерти на войне и сентиментальней встречи при луне, в мире нет круглей твоих колен, колен твоих, Ich liebe dich, моя Лили Марлен…

«Лили Марлен», перевод Иосифа Бродского

Одиночество

Во время концерта в Сиднее Марлен Дитрих упала и сломала шейку бедра. Блистательная карьера закончилась. Жизнь закончилась тоже, началось саморазрушение: Дитрих пачками глотала лекарства, запивая алкоголем. Свою спальню называла «матрасным склепом». Последние годы общалась с миром только по телефону. Никто не увидел ее разбитой, старой, некрасивой. Единственная дочь отвернулась от нее. Квартира, наполненная фотографиями ушедших мужа, друзей, любовников, превратилась в храм воспоминаний. Она совершенствовала сценарий своих похорон: «Красную гвоздику тем, кто спал со мной; белую, кто врал об этом». Предсказывала реплики и ссоры давних и недавних любовников у своего гроба. Писала: «Надо бояться жизни, а не смерти. И ни в коем случае не плачьте, когда я умру. Оплакивайте меня сейчас!» Возможно, это время в жизни Марлен и предсказал Ремарк: «Слишком много в прошлом, а будущего нет».

Но возможно и другое.

Ушли возлюбленные, успех, счастье, даже любовь, даже сама жизнь, в конце концов. Но осталась в памяти старой женщины – и в нашей о ней памяти – щемящая нежность, невероятная, чистая, светлая, что превыше любви, жизни и смерти.